Говорить о выдающейся личности не просто уже потому, что она выше понятия «человек». В такой личности совмещаются как бы несколько разных, и все они одинаково талантливы, одухотворены или, как говорят, наделены Божьим даром. Таким был Юрий Васильевич Баев.
Горько писать «был», но это слово не значит «нет». Юрий Васильевич надолго останется в памяти и тем, что успел сделать при жизни, и даже своей неповторимой внешностью. Сократовский высокий мудрый лоб, светящиеся изнутри ласковые глаза, окладистая холеная бородка, в которой таится располагающая, благожелательная, как открытые объятия, добрая улыбка…
Все мы невольники времени, но и у него есть свои властелины. Это не те, кто правит или распоряжается людьми, они властвуют не над временем, а только людьми во времени. Это те, кто использует данное им время на то, чтобы стать необходимым людям, и в будущем остаться, если не навсегда, то надолго, примером и советчиком. Именно эти людьми властвуют над временем и неподвластны времени. К этой категории относится и Юрий Васильевич.
Он не пресмыкался перед сильными мира сего, шел своей неторной дорогой, как сквозь тернии зарослей уральского шиповника, зная, что он обязательно расцветет, обрадовав душистыми бутонами. Он всегда имел свое мнение, подчас не угодное властям.
Никто не проходит по жизни бесследно, все оставляют свой след. Если не в истории, то в памяти людей, хотя бы близких им. Одни этот след видят. Другие намеренно не замечают. А увидев его, люди задумываются: откуда я пришел и куда я иду? И честно отвечают на этот вопрос.
Можно, конечно, жить, не задумываясь, – сегодняшним днем, клопом во дворце, блохой на собаке или мухой на рогах пахавшего быка и кричать на весь белый свет: «Мы пахали!». Но нет ничего подлее для человека, как жить клопом, блохой или мухой.
«Им чувств высоких не дано, в них нет огня душевной силы», — писал К.Ф. Рылеев. Но наделенный высокими чувствами, пылая огнем душевной силы, человек не может оставаться равнодушным к происходящему вокруг. Какое бы он поприще ни избрал, он останется глашатаем правды.
Баев – целая эпоха уральской журналистики. Говорят, что газеты – однодневки. Однако смотря какие. Одну, пробежав глазами, тут же выбрасывают. Другую, прочитав, передают из рук в руки. И есть газеты, которые хранят в подшивках годами, пока они не иссохнут, рассыпаясь в руках. Такими долговечными стали газеты, которые редактировал Юрий Васильевич – «Надежда» и «Талап». Они, как в зеркале, отражали многообразную действительность родного ему Уральска в сложное перестроечное время. Его газеты стали настоящей летописью бурной, неповторимой поры, когда газетное слово значило больше, чем всегда, как бы просвечивало явления и факты не понятного многим времени, разило несправедливость и плутовство, теплило сердца людей надеждой, торило дорогу в новый мир.
Да, он жил в сложное время, когда людям нужны, как воздух, именно такие неординарные, мудрые, смелые, принципиально целеустремленные, неподкупные натуры. К их слову не просто прислушиваются, но берут его в поводыри, считая надежным советчиком. Таким был Юрий Васильевич – журналист милостью Божьей.
В газете «Талап» он вел колонку редактора, совсем не случайно названную им «Солонкой редактора». Для одних она была горько солона, для других жгучая, как перец, – не поперхнувшись, не проглотишь. И в этой немногословной колонке, всегда ироничной и острой, проявился его дар неповторимого журналиста, видящего все неравнодушными глазами и мастерски владеющего словом, умеющего сказать в малом о многом.
Он был еще и превосходным поэтом, великолепным бардом–исполнителем собственных песен. Он редко печатал свои стихи. Баллады в его исполнении звучали с концертных эстрад, по радио и телевидению. Он был неизменным участником знаменитых Грушинских фестивалей бардовских песен.
Говорят, что некоторые люди, особого склада души и сердца, провидчески, задолго до своей кончины, предчувствуют ее приближение, и даже вещают о ней. Нечто удивительное произошло и с Юрием Васильевичем. В последнем номере газеты «Талап», подписанным им, он, как всегда, в ироничной, лаконичной и емкой по содержанию «Солонке редактора» рассказал о встрече его в Актюбинске, куда приехал на Конгресс журналистов Казахстана: «Взглянув на перрон, я застыл в дверях тамбура. У меня возникло ощущение, что все происходит либо во сне, либо я уже умер: у вагона меня встречали представители местной власти с огромными букетами цветов».
И буквально через несколько дней к его гробу легли огромные букеты цветов, а дорогу к кладбищу устилали пурпурные розы и красные гвоздики…
Но это не все.
Осенью 2001 года, за год до кончины, он пишет пронзительную балладу «Прощание», полную горячей сыновней любви к родному городу, до боли щемящей тоски и грусти и клятвенной признательности в верности до гроба: «Пусть помянет меня наш притихший Собор – все равно никуда не уеду».
Что это, как не предчувствие близкой кончины! И притихший Собор в день его похорон отозвался печальным перезвоном колоколов, отдаваясь глухим рыданием нескончаемой вереницы его почитателей.
Пересказать содержание баллады «Прощание» — все равно, что вместо марочного вина наполнить бокал подкрашенной водопроводной водой и беззастенчиво преподнести на поминках. Её надо читать. Но еще лучше слушать в исполнении автора.
Вспоминаю концерт с его участием. Каждый номер принимался с восторгом. А когда он пропел под гитару, как под колокольный звон Собора, балладу «Прощание», зал, будто околдованный, замер, потом взорвался оглушительной овацией и криками: «Любо!». И все поднялись, словно услышали гимн. Это была лебединая песня одного из талантливейших сыновей Уральска.
Он всегда помнил и гордился своим казачьим происхождением. Был первым атаманом якобы возрождающегося уральского казачества, но в затеянных вскоре играх под казаков и атаманов не принимал участия. Он был выше показного, оставаясь верным памяти прошлого, и в прощальной балладе вновь вспомнил о прадедах-дедах, лежащих в уральской земле и, будто якорем, удержавших его рядом. Вскоре он в бударке-гробу на волнах человеческих рук приплыл к ним на вечную стоянку, пополнив гордое молчаливое войско уральских казаков.
«Все равно никуда не уеду» — последняя строка баллады–прощания. И он остался в Уральске навсегда – на кладбище. И кладбище – тоже Уральск. И непросто Уральск, а фундамент его. Всякий фундамент удерживает какое-то сооружение, а кладбище служит опорой величественного творения Господа бога – людей. На прошлом, каким бы оно ни было, на творчестве ушедших людей покоится настоящее. И глыбой в фундаменте настоящего и будущего Уральска – Юрий Васильевич Баев.
А этот первый его сборник стихов и баллад — нерукотворный памятник, воздвигнутый им самим.
Наконец-то уральцы познакомятся с поэтическим наследием своего замечательного земляка. Конечно, баллады лучше слушать в исполнении автора. Они воспринимаются совсем иначе: слова их как бы окрылены музыкальным сопровождением и летят от сердца к сердцу.
Приятный голос Юрия Васильевича, четкая дикция, мимика, жесты дополняли содержание, передавая тонкие нюансы его богатой души. Но и читая стихи, равнодушным не будешь: в жемчужной россыпи рифм осталась живая душа поэта.
Хороших людей много, но единицы остаются в памяти поколений. Не те, кто почитает «всех нулями, а единицей себя», и не те, кто прогулялся по жизни или перестрадал её, а лишь те, кто упорно творил эту жизнь, служил надежной опорой современникам. Таких людей прежде уральцы называли застоей, то есть устоем, оплотом. Юрий Васильевич был настоящим творцом – человеком широкой души с громадным творческим потенциалом.
Конечно, не все успел сделать, что намеревался, что мог бы. Но так устроена жизнь – последнего, самого значимого дела человек не успевает сделать. Сменяя друг друга, уходят поколения, а яркие люди остаются в истории сел, городов, стран, как верстовые столбы, указывающие дороги, откуда приходит, начинается будущее…
Николай Чесноков