У дяди Павла жеребец
На зависть даже хуторским:
За тридцать верст в один конец –
И приходил почти сухим.
И что в галоп, что на рысях —
Ну до чего же мягкий ход:
Сажай хоть бабу на сносях,
И все равно не растрясет.
И дядя Павел был Гнедку
По всем статьям уж так подстать,
Ведь что коню, что седоку
Попробуй только повод дать.
Хоть не смотрел он свысока,
Не каждый стал бы окликать.
Так строевого рысака
В телегу лучше не впрягать.
Где он служил и свой ли срок,
Из хуторян никто не знал,
Но как гнедой его сберег,
В станице б каждый рассказал.
Однажды он зашел в трактир,
И встал заезжий офицер:
На дядьке был надет мундир
И был он полный кавалер.
Он мог сказать и в кон, и в лад,
И ростом был не обделен,
И был сам черт ему не брат,
Но жил он все же бобылем.
Болтали, будто вышло так:
Когда посватал, то отпор –
Мол, кроме лошади, казак,
Ещё должон бы быть и двор.
Кнутом бы лучше кто огрел –
Скорей, наверное, простил,
А тут и чуб заиндевел,
И дядя Павел не остыл.
Но не поправил он плетня
И баз не запер на замок –
Ведь он не спутывал коня:
На свист его бежал Гнедок.
Однажды в ночь гнедой заржал,
И поднялся собачий ор.
И дядя Павел пробежал
С лицом белее, чем вихор.
Он закрутился кубарем,
Нигде Гнедка не углядев,
(Цыганский табор снялся днем,
И с ним – лошадка масти «треф»).
Ну, хутор, он не без коней,
И дядька кинулся в седло,
За сырт степной от куреней
Его, как ветром, унесло.
И хуторской притих народ,
Известна дядькина рука:
Он если шашкой рубанет,
То от плеча и до пупка.
В ночном забыли лошадей,
Ушли коровы за бурьян.
Промеж кубаток вдоль плетней —
Все поголовье хуторян.
К полудню хутор ждать устал,
А степь как будто подмели:
Лишь беркут карбыша гонял
Да суховей жег ковыли.
Насели бабы на мужей,
Пора вдогон, мол, посылать,
И троеручицу уже
С Николой стали поминать.
И вот, когда ни встать, ни сесть,
Когда уже хоть плачь, хоть вой,
(Видать, и впрямь заступник есть)
Вдруг показался верховой.
И потому, что конь без ног,
Признали сразу ездока,
Лишь дядя Павел гнать так мог,
Да только не было Гнедка.
Дед–кулугур схватил кизяк:
— Ты, Павел, можешь не слезать,
Коль отдает коня казак,
Кого горынычами звать?
А дядьке Павлу свет не мил,
Однако виду не подал.
Он недоуздком покрутил –
Слепня как будто отогнал.
От злости буркнул ли, с тоски,
Когда коня отдал водить:
— Да, что я — нехристь, казаки,
Башку кудрявую рубить?
Молва прошла у хуторян,
Что, мол, в степи, как Бог велел,
Сошлись два табора цыган
И парень девку присмотрел.
Он оказался неровня,
И, мол, потребовал старшой,
Чтоб в табор он привел коня,
И чтобы конь был строевой…
25 февраля 1989 года
Москва